Красные «яки»Книги / Рассвет над Киевом / Красные «яки»Страница 10
— Зря вы ему разрешили в одиночку атаковать «юнкерсов», — говорит мне Лазарев.
Я понимаю Сергея. Он переживает сильнее всех: не вернулся его непосредственный командир и самый близкий товарищ.
Снова тишина и напряженное, тягостное ожидание. Отчетливо слышатся шаги командира полка, подходящего к нам. Узнав, что нет Кустова, он упрекает:
— Такого человека, единственного в полку Героя Советского Союза, и не уберечь! И даже не знать, что с ним… — Василяка, словно захлебнувшись от негодования, смолк и тоже, как все, впился глазами в небо.
Люди собираются, а тишина стоит гнетущая, тяжелая.
Многие глядят на часы. У Априданидзе первого иссякло терпение.
— Без горючего в авиации не летают.
Ни слова в ответ. Все подаются вперед. В дымном небе вырисовывается «як». Шума мотора не слышно.
Красноносый истребитель бесшумно, точно тень, проносится над летным полем. Потом разворачивается и так же беззвучно идет на посадку. Зато аэродром, словно пробудившись, гудит: «Кустов! Кустов!»
Лазарев радостно хлопает Априданидзе по плечу:
— А ты говоришь, без горючего не летают! Бежим к остановившемуся самолету. Летчик легко вылезает из кабины. Улыбается. Он совершенно здоров, и на машине — ни царапины. А мы-то переживали!
— В чем дело? Почему не отвечал на вызов?
— Радио отказало. А что задержался — за «рамой» охотился. Не мог же я возвратиться, не выполнив приказа. Пока возился с ней, бензин кончился. Вот и пришлось добираться на честном слове.
И только сейчас мы вспомнили наши переговоры о немецком разведчике ФВ-189, которого решено было уничтожить на обратном пути.
Все дома. Волнения улеглись. Пережитый риск стал воспоминанием. Едва ли без риска была так радостна победа. Для меня этот бой был особенно важен. Я сбил тридцатый фашистский самолет. Десять из них в боях за Киев. Тридцать самолетов за четыре месяца! А сколько еще предстоит?
Довольные исходом боя, идем к командному пункту, перебирая подробности вылета. Никто не говорит о недостатках, о промахах. Да были ли они? И все же по привычке, по инерции напрягаю память, пытаясь в наших действиях отыскать какую-нибудь оплошность или недоделку.
Саша Сирадзе, молодой летчик, вместе с опытными товарищами воевал, как бывалый боец, сбил два фашистских самолета.
— Я обязан был драться за двоих — и за себя и за Априданидзе, — сказал Сирадзе. — Он вышел из строя, а я земляк его, друг, вот и постарался заменить. Бой был такой, что противник как-то сам лез в прицел. Только стреляй!
Охотничьих чудес и приключений в небе не бывает. Бой — искусство. Искусство, требующее большого труда и знаний. Вера в себя, расчет и выдержка — вот что обеспечило успех в бою.
Остановившись у КП, рядом с полковым Знаменем, проводим разбор боя. Обсуждаем, почему у нас все так хорошо получилось. Каждый бой приносит что-то новое, и это ощущение вечной новизны заставляет нас и удачи анализировать. Этого требуют будущие бои.
— Почему немецкие истребители после первой нашей атаки ушли вниз, к земле, словно кто их туда швырнул? — удивляется Лазарев. — Ведь под огонь нашей семерки попало не более одной трети немецких самолетов.
— Струхнули, — уверенно заявил Кустов. — Страх выбил из них мозги, и они инстинктивно бросились к земле, позабыв все на свете.
В этом бою 6 ноября, по докладам летчиков, было уничтожено девять самолетов противника и три подбито. Вскоре результаты уточнили наземные войска. Из 3-й гвардейской танковой армии пришло официальное подтверждение, что мы сбили одиннадцать вражеских машин.
Но самое интересное мы узнали позднее. Оказывается, немецко-фашистское авиационное командование издало специальный приказ, в котором говорилось о появлении новых советских истребителей и предписывалось во что бы то ни стало сбивать их.
Для поддержания духа своих летчиков фашистское радио передало, что в этом бою участвовало тридцать советских красноносых истребителей, а немецких всего пятнадцать. При этом мы потеряли якобы половину машин, а они только пять. Ложь гитлеровцев не вызвала у нас удивления, ведь именно ложью, обманом и питается фашизм.