Предварительные замечанияКниги / Киевская Русь. Греков Борис Дмитриевич / Важнейшие черты политического строя Киевской Руси / Предварительные замечанияСтраница 7
Приведенные здесь факты не есть неопровержимое доказательство тому, что термин "Русская земля" тождествен понятию "Русское государство". Но тем не менее, поскольку древние авторы термин "земля" прилагали и к Византии, и к Польше, и к Венгрии, и к Болгарии, и к Руси, мы в праве допустить, что у них было какое-то основание выражаться именно так, а не иначе. У всех перечисленных здесь политических организаций в глазах наших древних авторов было нечто общее, и, мне кажется, что это общее, их объединяющее, заключалось в их государственности: все эти политические организации были государствами.
Факт заключения договоров с их основной целью создания торговых и политических связей, гарантируемых государственными санкциями с обеих сторон, говорит о наличии в обеих договаривающихся странах классов, заинтересованных в торговле и политических между двумя государствами отношениях, а также и о наличии государственного аппарата, способного обеспечить выполнение заключаемых договоров.
В договоре Игоря совершенно ясно названы общественные силы, больше других заинтересованные в создании торговых связей с Византией. "А великий князь Русский, — читаем в договоре, — и боляре его да посылают в Греки к великим цесарем греческим корабли, елико хотять, со слы и с гостьми". Это князь и "боляре его". Они имеют право посылать в Византию свои корабли в неограниченном количестве "со слы и с гостьми". Едва ли мы ошибемся, если сделаем отсюда вывод, что хозяином положения, ответственным руководителем пресловутой торговли Руси с Византией, был князь и его бояре, богатые влиятельные люди, как мы уже видели, крупные землевладельцы, имеющие свои дружины. Гости-купцы играют тут роль довольно второстепенную. Бояре сажают их вместе со своими "слами" на корабли, отправляемые в Византию. Конечно, в данном пункте речь идет только о торговых сношениях Руси с Византией, и этим не решается вопрос о роли купцов, равно как и боярства, в общественной жизни Киевской Руси.
Само собой разумеется, что государства эти находились не на одном уровне своего стадиального развития: нельзя ставить знака равенства, например, между Византией и Русью в X в. Само собой разумеется также, что государства эти не оставались в неподвижности. Русь времен Олега или Игоря не та, что Русь Владимира или Ярослава. Все это совершенно правильно. Совершенно напрасно критики упрекают меня в том, что я в X в. вижу уже создавшееся "территориально-политическое единство" (Н. Л. Рубинштейн) или "большое хорошо организованное феодальное государство" (С. В. Бахрушин). Единство, хотя и. относительное, несомненно, было. На этом я настаиваю и сейчас, но о "хорошей" организованности государства тем более "феодального" я не говорил и говорить не собираюсь.
Я понимаю, что слов здесь недостаточно. Необходимы доказательства. А где их взять для столь далекого от нас времени, столь скудно освещенного источниками? Ведь недаром по-этому предмету спорили всегда, спорят сейчас, и едва ли полная ясность когда-либо придет на смену более или менее обоснованным гипотезам. Невольно хочется напомнить слова проникновенного источниковеда А. Е. Преснякова, сказанные им по поводу состояния источников о княжении князей Олега и Игоря. "Разве с отчаяния перед… сбивчивостью (источников. — Б. Г.) можно пойти за А. А. Шахматовым, вовсе разрывая всякую связь между Олегом и Игорем. Скорее, особенно под влиянием "еврейского документа", можно соблазниться, во всяком случае, остроумной догадкой книжника-летописца, который создал то построение, какое находим в Новгородской I (летописи. — Б. Г.). Сбивчивость данных, какими располагаем, открывает простор для построений на разные лады. Пархоменко в статье по поводу нашего "еврейского документа" видит в Олеге норманнского викинга, который только ненадолго появляется в Киеве, сажает тут Игоря, а сам устремляется на Византию и после удачного похода уходит с добычей в "Тмутараканскую Русь" и тут переживает все рассказанное евреем: борьбу с хазарами, поражение, второй поход на Византию ("быть может, вместе с Игорем") и гибель на чужбине". "Это построение, — продолжает Пресняков, — было бы не хуже других, если бы Пархоменко не переплел его с рядом фантазий — о родстве Игоря с Аскольдом, о княжении какого-то угорского князя в Киеве и т. д., да сверх того, не скинул со счетов Олегова договора, свидетельствующего, во всяком случае, не о набеге норманнского пирата, а о стремлении установить прочные и длительные отношения между двумя странами".