Советские историки о смердах в киевской руси

Книги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Советские историки о смердах в киевской руси

Страница 15

Земледельческие и военные занятия смердов позволили Б. А. Рыбакову уподобить их в какой-то мере низшим слоям «позднейшего украинского казачества, сочетавшего земледелие с военной службой». Сравнение смердов с казачеством следует, наверное, понимать весьма условно, ибо они, будучи зависимыми от князя людьми, платили ему дань — феодаль­ную ренту. Данническая обязанность смерда делала его свободу, о кото­рой рассуждает Б. А. Рыбаков, довольно относительной. Более того, имею­щиеся у исследователей данные не дают оснований говорить о личной сво­боде смерда.

Б. А. Рыбаков, конечно, прав, указывая на особые отношения князя со смердами, выражавшиеся в княжеской опеке над ними. Но из этой опеки и близости смердов к князю нельзя заключать, будто князь оберегал именно свободу своих подопечных. Привлекаемые Б. А. Рыбаковым ст. 26 Краткой Правды и 16 Пространной Правды, ограждающие жизнь смерда и холопа пятигривенным штрафом, не могут служить примером свободы древнерус­ских смердов. Эти статьи, не смешивая смерда и холопа, в то же время сближают их друг с другом. Иначе было бы совершенно непонятно объеди­нение смерда и холопа в рамках одной статьи. Сам же факт сближения дан­ных социальных категорий свидетельствует об их несвободе, хотя и разной степени градации.

Комментируя ст. 45 и 46 Пространной Правды, Б. А. Рыбаков утвер­ждает: «Здесь дано четкое противопоставление: холопы не платят „продажу", так как они несвободны, а смерды платят, из чего следует логический вывод, что они свободны». Нам думается, что отсюда следует иной логический вывод: смерды — не холопы, о чем у нас уже шла речь выше 129

.

Таким образом, источники, используемые Б. А. Рыбаковым, не под­тверждают предположение его о свободе древнерусских смердов. Но мысль автора о том, что смерды составляли особый разряд населения Киев­ской Руси, отличавшийся от массы общинников-вервлян, является, по на­шему мнению, перспективной.

Возникновение института смердов Б. А. Рыбаков связывает «с клиен-телой эпохи военной демократии». Княжеские клиенты формировались за счет изгоев, сирот, а также чужаков — «колонистов из других племен». От­метив загадочность происхождения слова «смерд», ученый высказал несо­гласие с теми исследователями, которые связывали это слово с глаголом смердеть— «плохо пахнуть», объясняя такое значение пренебрежением господ к пахарям, издававшим запах дыма и навоза. «Следует,— пишет Б. А. Рыбаков, — внести поправку; основное значение глагола смердеть и в древнейших памятниках и в живой речи более узкое: оно связано с труп­ным запахом („покойник уже смердит"), со смрадом разложения человече­ского тела. А такая семантика заставляет нас обратить внимание на древний обряд убийства молодых соплеменников на могиле умершего вождя. Часть принесенных в жертву людей зарывали в могилу вместе с вождем, а часть оставляли на поверхности земли, превращая трупы в манекены воинов, долженствующих охранять знатного покойника». Приведя примеры че­ловеческих жертвоприношений на могилах правителей различных народов, в том числе и славян, Б. А. Рыбаков замечает: «Быть может, с-мерды озна­чает совместно (с князем) умирающих, приносимых в жертву? Не следует думать, что смердами „соумирающими" называли только тех несчастливых, на которых пал жребий умереть вместе со своим вождем. Так, по всей веро­ятности, называли весь слой молодых воинов племени, связанных с вождем узами какого-то ритуала, обязывающего вольных слуг-смердов участвовать в мрачной жеребьевке. Глагол смердеть, если и связан со словом смерд, то вторично, как обозначение явления, сопутствующего страшному обря­ду». Такова история смердов на первом этапе их существования.