Челядь и холопы в трудах дореволюционных и советских историков

Книги / Киевская Русь. Очерки отечественной историографии / Челядь и холопы в трудах дореволюционных и советских историков

Страница 16

Итак, рабовладельцы Древней Руси рабочую силу в лице холопов чер­пали из внутренних общественных слоев, а челядь добывали извне посредством войн, сопровождавшихся угоном пленников. Повлияло ли такое внутриобщественное происхождение холопов на их положение в древне­русском обществе? Чтобы получить ответ на поставленный вопрос, необ­ходимо сопоставить челядь и холопов в бытовом и правовом отношениях.

При чтении краткой редакции Русской Правды создается впечатление, что челядин и холоп, как две капли воды, похожи друг на друга: они пред­стают полной и безусловной собственностью господина. Челядин и холоп тут целиком бесправны и выступают в качестве объекта права. Это и по­нятно, ибо Краткая Правда принадлежала той эпохе, когда холопство не оформилось. Вот почему она столь скупо и невыразительно говорит о хо­лопстве и пытается решить холопий вопрос на уровне старых представле­ний о челядинстве. Однако жизнь заставила законодателей понять, что в образе челядина и холопа они имеют дело с разными людьми. Пространная Правда — веское тому доказательство.

Челядин в Пространной Правде изображен таким же, как и в Краткой Правде. Это — раб, находящийся в безраздельной власти своего господина, забитое и бесправное существо, тем лишь отличающееся от «скота», что наделено даром речи. Холоп выглядит иначе. Его положение двойственное: с одной стороны, он, подобно челядину, лишен правоспособности, а с дру­гой — обладает правами, заметно ослабляющими «работное ярмо», в кото­рое опрокинут жизнью. Правоспособность холопа выражалась прежде всего в том, что в некоторых случаях ему разрешалось быть свидетелем в суде. Указания на послушество холопов имеются не только в Пространной Прав­де. Нельзя в этом не видеть подтверждения свидетельской практики холо­пов в Древней Руси. Право свидетельствовать по суду есть право свободно­го человека. Холоп, пользующийся элементами этого права, поднимался тем самым над остальной массой рабов.

Холопы заключали различные сделки по торговле и кредиту, занима­ясь крупными торговыми операциями. Они могли иметь наследников соб­ственного имущества.

Правоспособность и дееспособность холопов была замечена еще доре­волюционными историками и юристами. Так, П. И. Беляеву древнерусский холоп казался «субъектом права, отнюдь не вещью, лицом правоспособным и дееспособным, могущим совершать гражданские сделки, иметь долги, движимое и недвижимое имение и иметь публичные права». Быть может, П. И. Беляев несколько преувеличил степень правоспособности и дееспо­собности холопов. Однако идти путем отрицания правомочий холопов, как это делают С. А. Покровский и Е. И. Колычева, рискованно. Вероятно, надо признать наличие элементов дееспособности и правоспособности у древне­русских холопов. Данное обстоятельство объяснялось дореволюционными историками влиянием церкви на нравы холоповладельцев. «Церковь, — писал В. О. Ключевский, — произвела в положении русского холопства такой решительный перелом, которого одного было бы достаточно, чтобы причислить ее к главным силам, созидавшим древнерусское общество».Советские историки в смягчении холопьего права усматривали отражение эволюции рабства к феодальной зависимости. По нашему мнению, осо­бенности правового положения холопов мотивируются местным происхож­дением этой категории зависимого населения Древней Руси.

Таким образом, абсолютное бесправие челяди, с одной стороны, и элементы правоспособности — с другой, позволяют еще раз сделать вывод о внутриобщественном характере формирования разряда холопов в Киев­ской Руси.

Челядь и холопы в составе несвободных на Руси XI-XII вв. играли, су­дя по всему, ведущую роль.